Актриса

Они как раз прикончили по третьей стопочке, когда кто-то запел Розенбаума.

Понять, кто именно, казалось невозможным. Голос шел от входа, а их компания заседала в самом дальнем углу, прямо возле двери в сортир. Отличное местечко для пятничного вечера, если ты не любитель покурить. Народу в рюмочную набилось много; все галдели, пытаясь переорать колонки, за стойкой пышногрудая буфетчица выдавала водку и винегрет в обмен на деньги, а по телевизору (без звука) показывали выпуск «Играй, гармонь» от тысяча девятьсот девяносто восьмого года. Короче, кабак тотально хипстерский, хотя и косит под ленинградский кози энд стайлиш семидесятых. Это сказал Колян, а уж он-то шарил.

Колян сказал еще что-то, но Санек уже не слушал. Его внимание полностью захватил контральто – сочный и густой, слегка с хрипотцой, каким-то чудом продравшийся сквозь пьяный ор:

– Я помню, давно, учили меня отец мой и мать:

Лечить – так лечить! Любить – так любить!

Гулять – так гулять! Стрелять – так стрелять!

Он аж вытянулся в струночку, пытаясь разглядеть обладательницу голоса. Тщетно. Санек прикинул, готов ли пробиваться к входу, и не контрастирует ли такой маневр с курсом на пассивную апатию, которого он был намерен придерживаться весь вечер.

И только Санек решил, что все-таки не готов, как увидел ее. Среднего роста, черное каре, губки бантиком, восхитительно пьяная. Прошла сквозь сплетение хипстерских тел и двигалась на их столик, точно торпеда с самонаведением. Что ее вело?.. Облокотилась, отодвинув зазевавшегося Коляна, расплылась в добродушной улыбке.

– Ну, что? Опять пьем? – мутный взгляд пробежался по компании, на мгновение зацепившись за Санька (вранье, конечно). Интонация была манерно-обвиняющей, и Витьке не оставалось ничего, как разлить всем еще по одной, включая гостью.

– Ваше здоровье, – контральто перешла на хриплый шепот. – Не закусывая, как в сорок пятом.

Они выпили. Девушка брякнула стопкой об стол и опять заулыбалась:

– Эх, хорошо пошла! Так, я за закуской. Никуда не расходитесь. Будем петь!

Покачиваясь, она ушла в направлении пышногрудой буфетчицы. Компания переглянулась.

– Твоя знакомая? – Витек пихнул Сережу в бок. Сережа заморгал:

– Моя? Я думал, это Санька.

Санек развел руками.

– Может, тогда ее отправим восвояси? Чего на нее водку тратить? – Колян, как всегда, был на редкость деликатен.

Решить они не успели – контральто вернулась с тарелкой нарубленного батона, свежих огурчиков и докторской колбасы, слепленных в бутербродики. И тут же выполнила свою угрозу:

– Гулять – так гулять! Стрелять – так стрелять!..

Сережа вежливо кашльнул:

– А вы, барышня, чьих? – осведомился он.

– Я – актриса, – гордо ответила девушка. – Меня зовут Аня.

– Очень приятно. Санька, – неожиданно для самого себя сказал Санька и протянул ей руку. Аня с чувством ухватилась за нее.

– Санька, а давай споем? Что-нибудь наше, россиянское?

– А давай, – согласился Санька.

Они обнялись и, дождавшись следующего трека из колонок, от души загорланили:

– Ай беком соу намб ай кен фил ё зе

Ай беком соу тайд соу мач мо эве!..

Колян, чуткий сердцем, не выдержал и ушел курить. Сережа смеялся, хлопал и даже немного подпевал. Витек просто покачивался – до рюмочной он был уже в двух кабаках и на глубинном уровне давно ушел в четвертый. Санька обнимал Аню, орал, чуточку думал о нежной девичей груди под черным лонгсливом и, в принципе, чувствовал себя на редкость счастливым и свободным.

Допели, выпили.

«В другое время я бы мог влюбиться по уши…», – Санек считал, что украдкой изучает лицо девушки, хотя на самом деле пялился на нее в упор.

– Что, не узнаешь без грима?

– Почему, узнаю. Ты была в «Трудностях перевода», верно? У Софии Копполы?

– Ахха, «Волк и семеро козлят» в тюзе не хочешь?

– Так ты из тюза?

– Не, из Пушки. Еще выпьем?

– Витька, наливай.

Витька налил. Выпили, запели.

– Так, мне нужно в дамскую комнату. Я – дама, – зачем-то добавила она.

С ее уходом магия тут же пропала, и Санька мгновенно захандрил.

Сережа толкнул его в бок, покосился в сторону сортира. Санек нахмурился. С одной стороны…. С другой, настроение было паршивым. «Все будет, как всегда… – подумал он. – Начну подкатывать – сразу уйдет. Серьезно, ты этого хотел?».

Грусть навалилась на него и подмяла, точно компрессионное одеяло. В поисках спасения Санек посмотрел на графин с водкой – тот был пуст.

– Классно сидим, – Сережа потянулся. – Что, доволен?

– Я недоволен, – заворчал Колян. – Че за багалан? Нормально же сидели.

– Вроде доволен, – неуверенно сказал Санька.

«Я пришел грустить и бухать, а не знакомиться с телками», – подумал он.

И решительно встал.

– Двинули в другой бар, засиделись уже тут.

– А актриса? Дожидаться не будем?

– Да она и не вспомнит, за каким столиком была.

Они собрались и ушли.

Саня, конечно, переживал, но не этим вечером.

Он увидел ее на афише и купил билет.

Спектакль был современной интерпретацией классической драмы – Шекспир на сценографических стероидах, как сказал бы Колян. Герои много курили, часто раздевались и иногда шутили про политику в одной далекой-далекой галактике. Саньку не нравилось, но он терпел. Досидел до антракта, а следом осилил и второе действие.

Да и как иначе? У Ани была второстепенная, но эффектная роль: выходила на сцену в чулках на подвязках и красной губной помаде, выносила подносы с напитками. Бросала реплику-другую, а Санька бросало в сладкую и стыдную дрожь. Это было то самое чувство, когда кто-то показывает мем с любимой порноактрисой, и ты ее узнаешь, но признаться стесняешься, и просто пялишься во все глаза.

Он даже поаплодировал на поклонах, хотя обычно этого избегал.

В гардероб он плелся так долго, что забрал пальто самым последним. В фойе уже гасили свет. Вышел на улицу, застыл у крыльца, глядя в небо и решая, где лучше пропить этот вечер. Шел снег.

Послышался смех, и по ту сторону ограды, защищавшей внутренний двор от внешнего мира, скрипнула калитка. Какая-то парочка вышла покурить.

– Нормально ты отыграл, не парься. Они все равно ничего не поняли, – это контральто Санька бы ни с чем не спутал.

– Да говно. И спектакль тоже говно.

– Ой, не неси ерунду. Всем понравилось. Вон, давай у мужика спросим. Эй, мужик! Тебе как, понравилось?

– Кому, мне? – Санька аж вздрогнул.

– Ну тебе, тебе, – Аня шагнула к ограде и улыбнулась. – Что стоишь, как неродной? Угощайся.

Санька не курил, но сигарету взял. Удивляясь сам себе, потянулся за огоньком. Затянулся – конечно, сильнее, чем собирался, и чуть не зашелся в позорном кашле. Стоял, давился, курил и пялился на Аню сквозь ограду. Что это, судьба?..

С их предыдущей встречи прошло больше года.

Аня и ее спутник терпеливо ждали, и он промямлил:

– Ну, если судить объективно… Вышло, так сказать, необычно. Так сказать, оригинальный взгляд режиссера на известные события. Короче…

– Короче, говно, я же говорю, – спутник Ани фыркнул.

– Эх, ты, мужик, – укоризненно сказала Аня. – Не мог, что ли, подбодрить молодую поросль?.. Ну, не за одобрением мы идем в народные массы. А потому что – ремесло!

– А мы знакомы, – очнулся Санек. – Помнишь, рюмочная? Прошлой осенью? Ты тогда пела Розенбаума. Так пела, что стаканы лопались.

– Это она может! – захохотал парень.

Аня скорчила недоуменно-озорную рожицу и, кажется, собиралась что-то сказать. Не дожидаясь, Санька перемахнул через забор и через несколько секунд уже стоял рядом с ними.

– Меня зовут Санька, – сказал он, пытливо вглядываясь ей в глаза. Там промелькнуло недоумение. Потом она широко улыбнулась:

– Санька! Ну точно.

И крепко его обняла. От Ани приятно пахло алкоголем.

– Докурил? Пойдем, сейчас будет разбор с режиссером. Да не мнись как телка, потусуешь с актерской братией!

Схватила за руку и потащила за собой.

В гримерках уже выпивали, кое-кто даже не стер грим. Санька поначалу стеснялся, но, осушив до дна пластиковый стаканчик с водкой, осмелел – стал говорить громче, козырять эрудицией. Актеры, приняв его за человека солидного, обращались к Саньку на «вы». Саньку не нравилось, но он терпел. Шутил с остальными, потихоньку сокращал рабочее расстояние между собой и Аней.

Он уже грезил моментом, когда можно будет ненавязчиво ее обнять – и ради этого даже перестал налегать на водку. Но потом тот самый парень, который курил снаружи, обнял ее сам – и не то чтобы по-приятельски, а вызывающе вальяжно.

Санька понял, что этим вечером его выбором опять будет алкоголь. «Ну, и не больно-то хотелось», – ловко соврал он сам себе. И потянулся за очередным стаканчиком.

Прошел еще год.

Санька переехал в Петербург, на малой родине бывал наездами. В один из них вечерком завернул в любимый бар – в надежде на случайную компанию. Стукнувшись кулачками с барменом, оценил диспозицию: малознакомые, но крепкопьющие весельчаки за ближним столиком, бывший однокурсник с унылой девчонкой и унылым друганом за дальним, томная незнакомка из высшей лиги за барной стойкой.

И Аня с подругами.

– О, Санек! – закричала она. Выбежала, крепко обняла.

– Ты просто бомба, – сказал он честно, наслаждаясь тем, как от нее пахнет алкоголем.

– Атомная! У меня сегодня дэ рэ. Прибухнешь с нами?

Разумеется, он прибухнул.

Людей становилось все больше, и вскоре этот кабак стал для них тесноват. Аня потащила всю толпу по маршруту, которым Санька никогда не прошел бы, будучи более вменяемым: ночные клубы, бары с дорогими коктейлями, бары с кальянами, просто кальянные, опять ночные клубы…

Санька высокомерно считал, что знает по именам весь город – как минимум, его тусовую часть, но даже он не мог опознать бесконечные волны Аниных знакомых, присоединявшихся и отсоединившихся от группы на каждой остановке. «Может быть, тоже ачинские», – утешал он себя. Среди прочих, подвалил  (и никак не отваливал) и тот самый актер, изгадивший ему идеальное свидание в театральных гримерках. Его звали Стас – омерзительное имя, согласился бы с Саньком Колян. У Санька, от плохого алкоголя дуревшего, зачесались кулаки.

– Да не парься, мы уже давно расстались, – сказал Стас, положив руку Саньку на плечо. И они сразу подружились.

Мог ли быть знак лучше?.. В очередном клубе, яростно двигая бедрами под головокружительный туц-туц, Санька подобрался к Ане поближе и прокричал на ухо:

– ЧЕ, МОЖЕТ, ЗАМУТИМ УЖЕ?

– МОЖЕТ И ЗАМУТИМ! – прокричала Аня.

Санька на радостях принялся двигать бедрами еще яростнее и вскоре совершенно выдохся. Впрочем, остальные устали тоже. И так они оказались в Аниной квартире.

Она снимала двушку в многоэтажке на набережной. С крохотного балкончика – двоим с сигаретами уже не развернуться – видно сверкающий огоньками мост над темной рекой и близкие полукружия гор, которые дураки-приезжие упрямо именуют холмами. Такой же вид был из спальни – только через огромное окно. Возможно, даже с кровати.

Зрелище могло быть еще грандиознее, если бы не тот табун, что дотащился до квартиры вместе с Саньком. Он оценил обстановку и быстро составил единственно эффективную и доступную в текущих условиях стратегию, которая позволяла удалить лишних людей, но при этом не показаться дураком – решил их перепить. Провозглашал дурацкие тосты, подливал, даже скинулся на вискарь. План работал – один за другим собутыльники доходили до неадекватных градусов и отваливались.

На кухне кто-то вовсю накручивал косяки.

– Ой, а я никогда наркотики не употребляла! – то ли восхищалась, то ли ужасалась Анина коллега, актриса лет сорока пяти, которую Санька помнил еще по каким-то детским спектаклям.

– Вы мне так нравились в детских спектаклях, – сказал он. – Пыхните, Виктория Анатольевна. Пожалуйста.

– Ой, Санька, – она покраснела и взяла косяк.

Наконец, их физически осталось только трое – Санька, Аня и Стас. Остальные или уехали, или не могли уже причинить никакого морального ущерба парочке, решившейся уединиться. Санька обменялся со Стасом долгим взглядом, и оба поняли, что они больше не друзья.

– Еще выпьем? – он нанес удар первым.

– А чего бы и не выпить, – принял Стас и тут же контратаковал. – Чистоганом?

– А чего бы и не чистоганом.

– Ой, мальчики, – хихикнула Аня.

Ей, разумеется, тоже налили.

Что бы ни было в стопке, это обожгло Саньке горло, и он совершил вторую ошибку – ушел за водой не на кухню, а в ванную, да еще и закрыл за собой дверь. Стены тут же надвинулись со всех сторон, и, чтобы не упасть, он ухватился за край раковины. Присел, пытаясь успокоить голову, отделившуюся от тела и выделывавшую кренделя где-то под потолком.

Сколько он провел в такой позе – неясно. Когда тело все-таки подчинилось разуму, он твердой поступью вышел из ванной и сразу направился в спальню, ожидая увидеть страшное. Но в спальне было пусто. В самой же квартире погасили свет, и только на кухне мигала лампочка ночника. Санька прислушался – Аня и Стас о чем-то тихонько разговаривали. Ему показалось, что она замеялась.

Санька постоял, покачиваясь, еще несколько секунд. Потом прокрался в коридор, нашел ботинки, надел их, очень тихо, стараясь не шуметь, открыл дверь и вышел в подъезд. Вызвал такси, вызвал лифт.

Машина подъехала быстро.

Укачивать его начало только в районе Октябрьского моста.

Таксист с сочувствием глянул на Саньку в зеркало (вранье, конечно).

– Не возражаете, если включу музычку?

– Не возражаю,

Это был не Розенбаум.