Косточка


Хоронили Алину.

Люди плакали, и слезы оставляли на хрустящем снегу некрасивые кляксы. Вокруг лиц клубились пушистые облачка, совсем как в комиксах: говорили жадно, с придыханиями и рваными нотками истерики. Кто-то тихонько выл, таких неловко утешали: ну, ну что ты, ну. Те, кто покрепче, молчали, лишь украдкой шмыгали носом. Был и тот, кто угрюмо переминался с ноги на ногу и ждал, когда, наконец, разольют водку.

Гроб из багажника его выгружали вдвоем – крохотный, меньше метра в длину. На каменной плите – только одна дата. День, год, месяц рождения, они же – день, год, месяц смерти.

– Прощай, дочка, – тихо сказал Дмитрий Вячеславович.


Когда Алине исполнилось пять лет, она нашла на улице котенка и уговорила отца взять его домой. Котенок был маленьким, асфальтового окраса, с зелеными пуговками вместо глаз и светло-розовой пуговкой вместо носа. Он обожал сливки и залитые солнцем подоконники, радостно терзал когтями диван в гостиной, упрямо ходил мимо лотка. Вскоре он переселился к бабушке, в уютную, слегка захламленную квартиру на пятом этаже панельной хрущевки.

Алина приезжала каждые выходные и тискала котенка до полного взаимного изнеможения.

– Смотри, не привязывайся, – предупреждала бабушка.

Алина непонимающе хлопала ресницами.

На излете лета со двора пятиэтажки пропали тополя: веселые рабочие за одно утро повалили хрупкие разлапистые мачты, на которых еще недавно пушились белоснежные паруса, изрубили их в щепу и увезли на пыльном грузовике.

Обнаружив за окнами пронзительный пустырь вместо привычной зелени, Алина рыдала несколько дней. Дмитрий Вячеславович растерянно бродил вокруг дочери, подсовывая ей то шоколадные батончики, то кассеты с мультфильмами, то кулечки с фруктами. Потом сделался серьезным и как-то утром вручил ей крупную косточку от вчерашнего персика.

– Нужно завернуть во влажную марлю и подождать, пока прорастет, – сказал он.

Так и произошло. Они набрали на пустыре немного земли, нашли в кладовке самый красивый цветочный горшок и закопали туда косточку.

– Представь, что это персиковый тополь, – предложил Дмитрий Вячеславович.

– Персиковый тополь, скажешь тоже! – фыркнула Алина. – Таких не бывает!

– Что же, ты зря тогда плакала? Ну, и бывают, конечно, это я тебе мигом докажу. Притащи-ка воон ту энциклопедию с нижней полки. Честное слово, только вчера там была целая статья о персиковых тополях. С картинками!

Котенок вымахал в огромного Ваську с ленивым прищуром и долго наводил ужас на окрестности. Потом куда-то удрал. Алина искала его повсюду, пришла к Дмитрию Вячеславовичу заплаканная:

– Папа, а есть тополя, на которых растут котята? Давай посмотрим в энциклопедии! Пожалуйста!


Каждую весну бабушка превращала застекленный балкон в огромный парник, наполненный ароматами цветов и зреющей рассады, и хлопотала там днями напролет. Старенькая пластмассовая лейка в форме слоника становилась все тяжелее, однажды бабушка не удержала ее и уронила во двор. Сердобольный прохожий подобрал одинокого слоника с клумбы, принес, посмеялся: мол, ему бы, как и вам, Ольга Анатольевна, на пенсию. Она угостила его чаем. Через неделю – не проснулась.

 Алина, которая усердно готовилась к тому, чтобы пойти в школу, удивлялась, насколько спокойно произошедшее воспринял отец. Она помнила горячие блины и пыльную мягкость бабушкиной шали, посиделки на даче, мультфильмы допоздна, пирожки в потеках яблочного варенья, поэтому ей было невыносимо грустно.

– Папа, неужели тебе все равно? – спрашивала она сердито. – Почему ты не плачешь?

Дмитрий Вячеславович мягко оправдывался.

– Ты ведь понимаешь, что мы все умрем? – поинтересовался он однажды.

Алина задумалась. Потом насторожилась:

– И я тоже?

– И ты тоже, дочка, – твердо отвечал Дмитрий Вячеславович.

– А когда? – сразу забеспокоилась: хоть бы не в эти выходные, ведь на следующей неделе собирались в лунапарк, да и день рождения у Аньки будет!

– Нескоро, – успокоил отец.

– Тогда ладно, – Алина смахнула слезы, внимательно посмотрела на него. – Но бабушку жалко…


Совместно было решено отказаться от дурацких бантов, которые никто толком не умел завязывать, и косичек, которые никто толком не умел заплетать. Первого сентября Алина пришла в школу демобилизованной пацанкой и отважно уселась за вторую парту.

Ее соседом оказался мальчик в мешковатом свитере и огромных круглых очках. В прописях он писал исключительно карандашом, постоянно затачивая его перочинным ножичком. Мальчика звали Борис.

“Боря копает картошку”, – выводила Алина, пачкаясь чернилами и постоянно норовя уронить слова с тонких струнок, по которым учительница вынуждала ее прогуливаться вместе с буквами. Она посмотрела на Борю и фыркнула, заглянула в его пропись – и фыркнула еще раз: он уже дописал предложение и теперь осторожно стирал свое имя из фразы, стараясь не зацепить другие.

– Я всегда так делаю, – шепотом признался он. – Особенно, когда Борю заставляют заниматься чем-нибудь тяжелым: копать, пилит, мыть посуду. Боюсь почему-то: вдруг и меня заставят. Ты кого в сказках больше всего не любишь?

– Ивана-дурака, наверное. А что?

– Уу, под него столько места надо, – расстроился Боря. – Я обычно пишу про Кащея, там только на одну букву больше.

– Кащей умный, а Иван – дурак, – заупрямилась Алина. – Пусть он копает!

Боря обреченно вздохнул.


Характер у Алины был не подарок, она сама это знала. Когда раскрашивала картинки, часто выбиралась за контур, и от досады могла зашвырнуть карандаш за диван или положить, например, синий рядом с красным, чтобы их наказать – ведь все знают, что синий и красный терпеть друг друга не могут.

Они играли в “Монополию”, выпал третий дубль, и это означало, что придется отправляться в “тюрьму”. Алина рассердилась, сбегала на кухню за табуреткой и убрала кубики на шкаф, где, как она знала, было очень пыльно.

Дмитрий Вячеславович только хмыкнул.

– Уверена, что так получится их воспитать? Знаешь, а в первые настольные игры играли на настоящие деньги. После такого любые кубики насмерть разобидятся, перестанут помогать, и ты точно проигралась бы в пух и прах

– “В пух и прах”, – засмеялась Алина. – А это что значит?

Дмитрий Вячеславович почесал затылок, то ли вспоминая, то ли сочиняя на ходу.

– Я читал, что была такая настольная игра, которая называлась “Гусек”, – сказал он, наконец.  – Она символизировала жизнь человека. Ну, и нужно было дойти от старта до финиша. Если попадал на плохие клетки – платил остальным игрокам. Попадал на хорошие – платили тебе. А тот, кто добирался до последнего поля…

– … то, как бы понарошку умирал, – догадалась Алина.

– Ну, если выигрывал слишком много, то иногда и не понарошку, – улыбнулся отец. – Помнишь фильмы про пиратов?

– Но как смерть может быть победой? – не поняла Алина. – Смерть – это ведь всё, баста, игра закончилась. Играть в такое страшшшно до жути!

– Поэтому умные люди и придумали начинать со смерти, чтобы потом не бояться ее всю жизнь, – заметил Дмитрий Вячеславович. – Ладно, давай этих негодяев сюда, наверняка они уже осознали свои ошибки. Иначе я решу, что ты струсила и просто не хочешь мне позорно продуть.

– Чтооо! – возмутилась Алина. – Да я!… Ну-ка!…


Когда Боря закончил третью четверть на одни пятерки, родители подарили ему щенка. Он и Алина потащили песика на прививки.

– Ваше свидетельство о смерти, пожалуйста, – попросила женщина в регистратуре.

Алина была очень довольна тем, что оказалась старше Бори на целых три месяца: она и раньше учила его жизни, но теперь знала, что имеет на это полное право

–  Ты в курсе, что прививки не помогут? – сообщила она ему по дороге из поликлиники. – Он все равно подхватит что-нибудь, или слопает какую-нибудь гадость, или машина его собьет. О, а еще собак воруют и потом делают из них котлеты для школьной столовой, мне папа вчера рассказывал. Поэтому – не привязывайся сильно, иначе пожалеешь.

Боря неожиданно разрыдался. Обескураженный песик носился вокруг него и жалобно поскуливал, дергая за штанину. Алина, скривившись, наблюдала, ей было скучно. Потом ее лицо вдруг прояснилось.

– Я тебе покажу, как правильно – сказала она. – У твоих родителей есть лопата?


Старшая сестра Бори родила дочку. Ее назвали Сашей.

Алина впервые была на чужих похоронах. Она разглядывала охваченных горем людей и раздраженно теребила подол платье, которое на нее напялили по такому случаю. Не все оплакивали ребенка: кто-то прощался с матерью, кто-то – с супругой. Людей в зал прощания набилось больше, чем на концерт по случаю дня города, казалось Алине. Ей было неуютно, а еще – стыдно за себя.

– Наверное, со мной что-то не так, – тихонько сказала она Боре. – Отчего мне не грустно?

Боря непонимающе посмотрел на нее опухшими от слез глазами.

– Они ведь еще живые, доходит, дубина? – терпеливо объяснила она. – Вот же, тут стоят, все. Зачем так убиваться, если никто пока не умер?

– Если поплакать сейчас, то не придется потом, так родители говорят, – пожал плечами Боря.

– Это какая-то глупость! – Алина топнула ногой. На нее начали оборачиваться, тронули за локоть Дмитрия Вячеславовича, который тоже о ком-то скорбел – Алина была уверена, что о ней, что рассердило ее еще больше.

– Это не глупость, это ритуал, – поправил ее Боря. – В Древнем Египте на день смерти дарили гроб, чтобы человек был готов к тому, что умрет. Можно было смотреть на него и радоваться…

– Мы-то не в Древнем Египте живем, – перебила его Алина. – Будет он мне сказки тут рассказывать! Когда-то мы умрем по-настоящему, и что, тогда никто не будет плакать?

– Никто и не плачет, – заметил Боря. – Мама говорит, что когда люди… ну, всё, то они не умирают, а просто исчезают из жизни, и ты это вроде как даже не сразу замечаешь. А если не заметил сразу, то и не плачется…

– Плачется, – покачала головой Алина. – В том-то и дело.


Алина сидела в окне, высунувшись во двор, и болтала ногами.

– Ладно, ладно, я не дура, – убеждала она любимую куклу. – Смотри: вот, косточка – мы вроде бы ее закопали, но из нее все равно что-нибудь вырастет, если не валять дурака и поливать каждый день. Потом можно ее пересадить на улицу, и получится дерево. А потом это дерево засохнет, но никто может и не заметить, пока его не срубят. Наверное, с людьми точно так же. Только все равно что-то не сходится…

Кукла ничего не отвечала, только пялилась на вечерний пейзаж. Двор, вымощенный бетонными плитами, показался Алине игровым полем, по которому раскидали фишки людей и автомобилей. Дмитрий Вячеславович выбросил чуть меньше, чем требовалось, и по дороге из магазина остановился около покосившейся качели, чтобы поболтать с приятелем.

Алина долго молчала, завороженная этим зрелищем. А потом решительно встала на подоконник.

Иллюстрация на обложке: Даша Рябченко

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *