По пыльной обочине медленно шла пожилая женщина, держа за руку девочку лет восьми. Серёга сбросил скорость и поравнялся с ними.
– Баб Оль! Анька! Это вы, что ли? Запрыгивайте, подвезу!
Бабушка отмахнулась от него полной, морщинистой рукой.
– Да ладно, Серёжа! Тут уже идти осталось… Дотелепаемся потихоньку. Спасибо.
– Километр почти до деревни! Садитесь, домчу!
– Бабуля, у меня уже ножки устали. Поедем… – жалобно запротестовала девочка. Она явно переигрывала, но бабкино сердце дрогнуло и, снова махнув рукой, та неуверенно дернула ручку автомобиля.
– Ты назад залезай, а я тут сяду. – скомандовала бабушка и девчонка юрко проскочила на заднее сидение, обтянутое замызганной накидкой со следами земли и опилок.
– Чё эт вас в такую даль занесло, а? – улыбнулся Серёга.
– Да по ягоды ходили! – ответила бабушка рассерженным и раздосадованным тоном. – И ты понимаешь, слепая совсем стала! Поворот от речки не узнала, и прошли! Прошли и вот круг такой дали. – она провела пальцем по окрестным лесам, показывая, как много им пришлось обойти впустую.
– А-а-а, понятно. Бывает. А чё за ягода-то? – Серёга кивнул на маленькое пластиковое ведёрко, которое баба Оля держала на коленях. Сверху ведро было накрыто цветастым платком.
– Помоги… – вдруг пискляво и тихо донеслось с заднего сидения.
– Да жимолость! – громко ответила бабка.
Серёга бросил взгляд сначала в зеркало заднего вида, потом повернулся и посмотрел на Аньку. Та сидела, как ни в чём не бывало. Увлеченно дышала на окно и рисовала по нему пальцем.
– Жимолости хоть на баночку варенья хотели собрать! – продолжила бабка во весь голос. – А где там! Всё повыбрали. Даже на полбаночки не будет. Зря только ноги били.
Серёга ещё раз взглянул на Аньку. Та была всё так же беззаботна и теперь вытаскивала из своих русых косичек мелкие запутавшиеся травинки.
«Показалось на жаре», – выдохнул водитель и почти успокоился.
– Приехали, баб Оль.
– Уже? – встрепенулась та. – Прямо к калитке нашей довёз. Спасибо тебе. Дай бог тебе здоровья!
Она начала неуклюже вылезать из машины. Серёга заметил, что за платок, лежавший на ведре, зацепилась с одного края маленькая веточка с ягодой. Веточка эта упала на сидение. Он хотел-было отдать её, но заметил, что ягода выглядит как-то странно. Любопытство взяло верх. Он незаметно поднял ветку и зажал её в кулаке.
Когда пассажирки скрылись за деревянной калиткой, Серёга снова достал ягоду. За сорок лет жизни в тайге такую жимолость он видел впервые. Лепестки её были не круглые, как обычно, а с большими зазубринами. И не ярко-зеленого цвета, а отдавали тёмной, пыльной синевой. Сама ягодка размером была с ноготь мизинца. Чёрная по краям, по направлению к центру она постепенно меняла оттенок на тёмно-синий, а в самом-самом центре становилась почти прозрачной. И в этой мутной прозрачности будто бы что-то плавало.
Он аккуратно положил веточку в бардачок и дал по газам, желая, как можно быстрее показать странную штуку жене.
– Первый раз вижу такое. – жена Машка брезгливо крутила ягоду на солнечном свету, разглядывая её странные плавающие внутренности. – А если она ядовитая?
– А хрен его знает. Может попробовать?
– Ты чё, дурак?
– Да давай попробуем! Ничо не будет!
Машка отдёрнула руку, но Серёга, смеясь, легко разжал её пальцы и вытянул из них ветку.
– Отдай! Отдай! Да ты больной! Не ешь!
Хоп! И ягода скрылась во рту у мужа.
Машка побелела от страха. Следом побелел Серёга.
Ягода растеклась во рту обильным соком, который по вкусу и запаху напоминал не иначе, как свежую кровь. Он начал плеваться на чистый кухонный пол, но вкус никуда не пропадал и только усиливался.
А потом перед глазами Серёги пронеслась вся жизнь. И жизнь эта былая чужая.
Он рассматривал и узнавал знакомые леса и деревню, но всё каким-то было другим. Видел и осязал неудобную рубаху с чужого плеча на торжественной школьной линейке с красным флагами. Писал пером на газетных листах, вместо черновика. Потом работал на тракторе, служил три года во флоте. Влюбился. Был отвергнут. Женился на другой. Носил на руках дочь, снова попал на флот, год сопровождал конвои на Балтике, был ранен в живот и чуть не утонул. Вернулся домой, но дома на старом месте не было. Только скелет кирпичной печи на его месте. Дочери тоже не было. Жена превратилась в старуху. Строил новый дом. Родилась другая дочь, потом ещё одна. Всегда работал на тракторе. Как-то раз заболел правый бок, засвербела старая рана в животе. Скрутило. Везли в больницу холодной ночью. Хотел спать, закрыл глаза.
Проснулся.
Увидел Машку.
– Господи, живой. – бросилась та в слёзы. – Я уж думала…
Серёга чувствовал, как чья-то чужая жизнь полностью растворилась и смешалась с ним, как ложка сахара в горячей воде. Он помнил и понимал ту жизнь даже лучше, чем свою собственную. Впечатление это было очень, сильным, детальным и красочным. И самое страшное – неудержимо хотелось испытать его ещё и ещё. От Машки осторожно отделался отговорками, что хотел её разыграть. Весь день и до позднего вечера он пытался найти похожую ягоду в интернете, перебрал все справочники, но лёг спать ни с чем.
Ночью видения чужой жизни не давали покоя. Он делил постель с незнакомой женщиной, глушил в колхозном гараже спирт с мужиками, глох от палубной артиллерии в бою, оплакивал не свою дочь. Наутро встал, выпил по привычке крепкого черного чаю натощак и сразу пошёл к дому бабки Ольги.
У ворот её дома мелкая внучка на всю улицу хлопала старым резиновым мячиком об асфальт.
– Анька. – шепнул Серёга, глупо пытаясь прикрыться за низкими веткам черёмухи. – Иди-ка сюда, спрошу чего.
Девочка схватила мяч и спокойно подошла к нему.
– А вы с бабушкой куда вчера по ягоды-то ходили?
– На кладбище. – спокойно ответила она.
Серёга почувствовал, как поплыла голова и ослабели ноги.
– И что, прямо там ягоды собирали?
– Ага. Помогильницу. – утвердительно кивнула Анька. – Бабушка её постоянно рвёт.
«Так вот, что она хотела сказать в машине. А бабка-то шустро перебила!» – вспомнил Серёга и спросил:
– А зачем?
– Варенье варит.
– Ох, батюшки. – вдруг послышался старческий голос сзади. – Ну-ка повернись лицом!
Серёга обомлел и стал медленно поворачиваться. Бабка стояла за спиной. Она словно пыталась заглянуть ему под верхние веки, низко и странно склоняя голову.
– Ягоду сожрал?
Ему только и оставалось, что виновато признаться. Хотя в чём именно была Серёгина вина он не понимал совершенно.
– Видел чего?
– Видел. Жизнь чью-то. Всю: «от» и «до».
Бабка тяжело вздохнула.
– Вот дура я, что днём пошла. Надо было сразу же, в ночь собирать. Да ещё эту пигалицу взяла с собой. Думал толк с неё выйдет.
– Что со мной будет теперь?
– Раз не помер сразу, уже ничего не будет. Только и житья теперь не будет тебе нормального. Чужая жизнь в тебя проросла.
– Это точно. – он инстинктивно потёр рукой живот в районе желудка. – Чувствую это. А как её удалить-то теперь?
– А ты хочешь? – прищурилась бабка.
– Нет. – немного помолчав, ответил Серёга. – Хочу ещё.
– Вот то-то и оно. Ну-ка пойдём в дом.
Только в дом они не вошли. А прошли за него и спустились в тесный погребок. Там в свете одиноко висевшей на гвозде лампочки-переноски Серёга увидел ряды мелких тёмных баночек.
– Вот они все родненькие. – бабка смотрела эти ряды, как на сокровища. – Храбрино, Перемыслово, Тачанка, Южноводск… По всей округе насобирала.
– Зачем?
– Ты от одной ягодки жизнь прожил чужую. А я их мелю и завариваю всем скопом. Кумекаешь, что тогда происходит?
Серёга попытался представить, как сотни голосов и событий, эмоций и самых сильных чувств взрываются в его голове в одно мгновение.
– Бабки раньше сушили их, да по именам всех покойничков по ягодке раскладывали.
– И что дальше?
– А дальше денюшку брали, если кому нужно было про жизнь этих покойничков узнать. Детей где нагуляли лишних, наследство, грехи всякие выведывали. Да мало ли людям знать друг о дружке надо. Хотя бы и после смерти. А потом забылось наше дело. Помогильницу её ведь ещё знать, как найти да заговорить надо. И живёт она полдня всего. В прежние времена бабки с осторожностью её ели, лишь по большой надобности. Трудное это дело -потом чужую жизнь в себе таскать. Своя меркнет. Я вот свою уже и не сыщу, наверное. Потому и питаюсь чужими.
– А мне-то что теперь делать?
Бабкины глаза сверкнули внезапным радостным озарением.
– Вареньеца хочешь?
Серёга испугался этому предложению, но тяга была неудержимой.
– Х-хочу.
– Ну тогда слушай. Чем старее могила, тем хуже на ней помогильница растёт. Самую рясную, да с живыми, ясными душами – на свежих могилках искать надо. Смекаешь?
– Смекаю. – кивнул Серёга.
– И это… Будешь со двора проходить, Анечку чай пить отправь ко мне.

Добавить комментарий