Гордость, и предубеждение, и грабь

Журналист Сергей Творожников прибыл в город Среднёвск, всего на пару минут разминувшись с рассветом.

На перроне его встречала зевающая делегация из чиновников, полицейских и примкнувших к ним торговцев знаменитыми на всю страну среднёвскими сырниками. Быстро убедившись, что Творожников не с федерального телеканала, видеокамеры у него с собой нет, а в местных политических и географических реалиях он разбирается слабо, встречающие пожелали ему удачи и растворились в утренней дымке.

«Блядь», — подумал Творожников, осторожно раскусил сырник и отправился искать какое-нибудь круглосуточное кафе, ориентируясь по подсказкам городских бездомных. Стояло густое и жаркое лето, в его безмятежности цвели каштаны.

Упав за стойку забегаловки в паре кварталов от вокзала, на улице 80-летия молокозавода им. Ленина, он заказал себе стаканчик растворимого кофе и большой дёнер с курицей. Медленно жуя, достал блокнот и сверился с заметками, сделанными ещё в Москве. Продавщица в кружевном переднике наблюдала за ним с вялым интересом.

Творожников решил начать издалека, но у него не получилось:

— Говорят, у вас завелся серийный убийца… — как бы невзначай обронил он, облизывая пластиковую палочку от налипшего на неё сахара.

— Это в Железнодорожном районе что ли? — изумилась Лидия Ивановна Зябликова, 53 года, оператор сети быстрого питания.

— В Железнодорожном, — кивнул Творожников. — И в Центральном тоже. Есть же в Среднёвске Центральный район, я ничего не путаю? Наверняка, и в Советском. Везде завёлся. Во всем городе.

— А, это да, — успокоено отвечала та. — Есть такой, психопат, уже два месяца ищут. Полсотни человек положил. И ладно бы как нормальные люди — те напьются, возьмут какой-нибудь топор или нож кухонный на худой конец. А этот…

— А этот?… — почуяв след, подался вперёд Творожников. Зябликова отшатнулась и спряталась за кулером:

— А этот психопат, говорю же, — буркнула она оттуда, после чего принялась ожесточенно вытирать передником подносы. — В газетах всё написано, что зря трепаться. Вы добавку брать будете? Мне смену сдавать.

Насилу дождавшись, пока откроются печатные киоски, Творожников закупился местной прессой и вскоре обнаружил, что о серии загадочных убийств там нет ни словечка — разве что в разделе «Сканворды», но у него не было на это времени. «Непрофессионалы», — подумал Творожников. И потом ещё: «Будем работать по старой схеме».

***

Такси притормозило у неказистого здания с решётками на окнах и потрепанными «бобиками» на парковке. По горячему асфальту осторожно полз ведомственный кот. На скамейке у каштана черноволосая девушка в обтягивающем костюме-двойке и туфлях-лодочках увлеченно грызла кедровые орешки.

— Вам ничего не скажут, — бросила она, не глядя на Творожникова, когда тот проходил мимо.

Из-за разницы во времени с Москвой его журналистские рефлексы сработали с опозданием: он успел сделать ещё три с половиной шага, прежде чем обернулся. Она уже удалялась прочь, слегка покачивая бедрами и сбрасывая с пиджака труху щелчком кроваво-красного коготка.

Замглавы ГУ МВД «Среднёвское» генерал-майор Игорь Павлович Бутман, 58 лет, был подчеркнуто немногословен — временами он делал руками такое судорожное движение, словно хотел удержать нижнюю челюсть, чтобы та не выпустила изо рта какого-нибудь лишнего звука.

— Убивают, — мрачно подтвердил он. — Личность преступника не установлена. Ведутся оперативные поиски. Возбуждено уголовное дело. Расследование продолжается.

— Давно убивают-то? — поинтересовался Творожников.

— Давно, — кивнул тот.

Творожников с громким щелчком выключил диктофон.

Зато начальник следственного отдела капитан Петр Васильевич Сковородкин, 38 лет, оказался разговорчивее и поведал больше, чем можно было выжать из скупых, но интригующих пресс-релизов.

Необъяснимые нападения на жителей Среднёвска начались в мае — тогда в течение недели «завалили двоих», ещё одному человеку «фартануло — угодил в реанимацию». Всем им размозжили головы одним мощным и на удивление точным ударом тупого предмета. Потом случаи стали множиться и пухнуть как грибы после радиоактивного дождя, причём страшный убийца не щадил ни стариков, ни детей, а с женщинами расправлялся «особо изощренно». Как именно, Сковородкин рассказывать отказался, но посетовал, что сейчас только начало рабочего дня, и поэтому он не может выпить, не закусывая.

— Я уже двадцать лет в органах, такого навидался, что впору в запой уходить, — горячо твердил он, для убедительности расстегивая и застегивая кобуру с табельным пистолетом. — Но это вообще за гранью! А главное —бессмыслица, мотивов никаких. Жертвы все разного возраста и социального положения, из домов он ничего не берет, женщин не насилует. Псих, одним словом.

— Я слышал, что все потерпевшие — дачники, — осторожно произнес Творожников.

— Да здесь весь город, — дачники, — отмахнулся капитан. — Чернозем же, средняя полоса, у каждого хотя бы пара грядок найдется. А с этими санкциями надо же где-то помидоры с капустой брать. Но вы правы, нападают на людей на их приусадебных участках. Ничего святого. Даже орудие преступления, которое убийца использует, так сказать, специфическое.

Творожников вопросительно уставился на собеседника. Тот отрицательно покачал головой:

— Этого я вам сказать тоже не могу. Тайна следствия. Да ещё и приказ сверху поступил — особо языком не молоть. Сейчас же год предвыборный, у властей подгорает, сами понимаете. Только не пишите этого, — спохватился он.

— Не буду, — успокоил его Творожников, спешно отправляя цитату в блокнот и подчеркивая её жирной линией.

***

Поразмыслив, после общения с полицейскими он направился не в мэрию, а в городскую больницу, где с весны накапливалась критическая масса тех, кто пережил встречу с неведомым маньяком. Таковыми было забито всё травматологическое, часть реанимационного отделения и отделение интенсивной терапии.

— Вчера доставили ещё пятерых, — сообщил заведующий отделением Семён Федотович Крот, 63 года. — Семья: муж с женой, двое детей пяти и семи лет, двоюродная тётка, приехала к ним на каникулы. Сидели вечером на даче, лепили сырники… Диагноз у всех один и тот же: открытая черепно-мозговая травма, фронтальный фрагментарно-оскольчатый перелом лобной кости с ушибом и размозжением вещества головного мозга в лобно-теменной области, субарахноидальное кровоизлияние ограниченно диффузного характера в лобной доле. Тётка в коме, стабильная, девочку откачали, остальные, боюсь, до вечера не дотянут.

— И у всех здесь такое? — слегка пришибленно поинтересовался Творожников.

— Почти, — уклончиво отвечал Крот. — Ну, сами посмотрите.

Творожников посмотрел.

Павел Карпович Коневодов, слесарь 5-го разряда, 47 лет, на прошлой неделе уехал на дачу спозаранку, чтобы вскопать для тещи пару клумб под рододендроны. До обеда он ворочал земляные клубни, потом аккуратно разрыхлил их и, поскольку родственники отчего-то задержались с приездом, решил столь же аккуратно накатить. Он проверил, что жены точно нет ни в доме, ни в саду, достал заначенную самогонку и распил пару стаканчиков на заднем дворе. Наслаждаясь теплом внешним и внутренним, он дремал на скамеечке, когда услышал, что скрипнула калитка. Спросонья он бросился в дом, чтобы спрятать остатки спиртного, но, завернув за угол, получил страшной силы удар в лоб. Под вечер его, истекающего кровью, обнаружила теща и вызвала скорую. Коневодов вяло улыбался в ответ на пожелание здоровья:

— Да заживет, куда оно денется. Хорошо ещё, что там я был, а не Зинка. У меня-то башка чугунная.

Иван Валерьевич Манников, рекламщик, 28 лет, приехал на огород уже пьяным после очередного корпоратива. Там он получил тяжелый перелом скулы со смещение и сотрясение мозга в придачу.

— Да вообще ерунда какая-то! Ко мне вечером должна была девочка зайти, а мы с ребятами развели помойку после шашлыков, — невнятно объяснял он откуда-то из-под бинтов. — Я, значит, сначала баньку протопил, потом сгребал весь этот мусор — ну, и уронил куда-то пачку с сигаретами. Пока её искал, отвлекся, и тут он подкрался, видимо… Даже сдачи дать не успел. А потом сразу отключился от боли.

— Бил профессиональный боксер, — со знанием дела объяснил Творожникову дежурный врач-травматолог Борис Иванович Калёша, 34 года. — Я сам боксом занимался, могу оценить. Хук с левой, с разворота. Давайте на вас покажу, чтобы понятнее было.

— Спасибо, не нужно, — поблагодарил Творожников. — Вы мне лучше вот что объясните: их всех били в лицо, правильно?

— Меня не в лицо, — подал голос мужчина с соседней койки. — Меня по затылку.

Творожников заинтригованно обернулся:

— А вы, простите, чем занимались, когда на вас напали?

— В бадминтон играл, — немного смущенно признался мужчина. — Мы на полях картошку с семьей окучивали. Это дело нудное, сами знаете. Поэтому решили развеяться, благо, что ракетки с собой захватили. Сынка завернул сложную подачу, я начал пятиться, чтобы принять… В общем, пятился, пятился — да и как получил в черепушку… Врач говорит, потом несколько дней у меня из мозгов щепки выковыривали.

Лицо пациента сморщилось — было видно, что воспоминания даются ему нелегко.

— Вас что, поленом ударили? — не понял Творожников.

— Нет, каким поленом? Граблями! Черенком!

Рука Творожникова сама поползла к блокноту, пока мозг его, не обремененный деревянными занозами, делал логические выводы и тихо от них посвистывал, как закипевший чайник.

— Простите, но, может, вы сами… как бы это точнее сказать? Наступили на них? — осторожно спросил он. Пациент сердито на него уставился:

— Я что, похож на придурка, который свои вещи разбрасывает?

На него мужчина точно похож не был, хотя тренированный взгляд Творожникова отметил, что рубашка на собеседнике застегнута через пуговицу.

— Подсунули их мне прямо под ноги! — твердил тем временем неудачливый бадминтонист. — Сука, выждал же момент!

— Дачники — слабаки, сдачи дать не могут, — провожая Творожникова, посетовал Калёша. — Особенно пенсионеры. Да и народ сейчас хрупкий пошёл. Я вам так скажу — медицина здесь в стратегическом плане бессильна, мы можем только латать дыры, а нация продолжит вымирать. Будь моя воля, объявил бы бессрочный мораторий на посещение фазенд.

— А у вас самого дача есть? — полюбопытствовал Творожников.

— Есть, — мечтательно улыбнулся врач. — Козу там с женой держим, и сыроварня небольшая. Завтра поедем. Эх, попадись мне только этот гадёныш!..

И так стиснул фонендоскоп своими мозолистыми руками, что у Творожникова на сердце сразу потеплело.

***

На выходе из больницы Творожникова уже ждали. Двое крепких молодых людей в деловых костюмах предъявили корочки и вежливо предложили журналисту сесть в большую лакированную «волгу», которая примостилась на парковке для инвалидов с включенными аварийными огнями.

Степан Борисович Громов, сити-менеджер Среднёвска, был мужчиной крупным и статным. Он предложил гостю черного чаю и сырников. Тот вежливо отказался.

— Обижаете, дорогой. Здесь же всё наше, родное, со среднёвских полей: и мука, и молоко, сыр у местных производителей закупаем. Тут из области пишут нам: конец света, президент потребовал немедленно переходить на импортозамещение. А мы и слова-то такого не знаем, никогда на западных харчах не сидели! Только сельхозинвентарь в Беларуси закупаем, а остальное — наше.

Творожников деликатно ждал, пока чиновник перейдет к сути.

— А вы, напомните, из какого издания? — спросил тот.

Творожников назвал.

— Хорошая газета, — одобрительно кивнул Громов. — Давеча на даче мы с женой в неё саженцы заворачивали. Как, разобрались в ситуации?

— Нет, ещё не разобрался, — честно признался Творожников. — Ерунда какая-то. Нападавшего никто не видел, у всех выживших — частичная амнезия, при этом, оказывается, что били каждого из них…

— Ещё чаю? — перебил его Громов. Творожников вежливо отказался и от второй чашки.

Сити-менеджер налил себе кипятку, некоторое время сосредоточенно на него дул, потом сказал:

— У нас город небольшой — девяносто тысяч человек. Есть, правда, и музей, и библиотека, и пара гипермаркетов, а в рамках олимпийского года мы даже ледовый дворец построили. Даст бог, метро в 2050 году запустим. Но приезжему так, с наскока, не понять, что культурной жизни у нас толком-то и нет. В выходные здесь даже трамваи ходить перестают. Знаете, почему?

Творожников не знал.

— Потому что всё взрослое население корячится над своими грядками, — снисходительно объяснил Громов. — Картошку окучивает, морковку пропалывает. У каждого третьего в подсобном хозяйстве коза есть, у каждого пятого — корова. Осенью — официальные двухнедельные выходные, потому что сенокос. Пришлось ввести законодательно, на местном уровне, иначе всё равно все бы брали больничные. Понимаете, к чему я клоню?

Творожников понимал, но сознаваться ему не хотелось.

— Вы уедете, а нам здесь жить, — Громов смотрел на журналиста чуть ли не ласково. — Вот напишите, что, дескать, в Среднёвске завелся козёл, который граблями до смерти забивает дачников. И что? Вы же знаете этих, которые в Думе сидят! Грабли у нас какие?

— Белорусские, — промямлил Творожников.

— Вот! — Громов назидательно воздел палец к небесам. — Следите за политикой? Вдруг решат надавить на Батьку — причины-то найдутся — и запретят к ввозу грабли с Минского завода специального инструмента! А в качестве повода предъявят вашу статейку. И что нам потом, в Китае их закупать? А тем временем огороды встанут, молокозавод встанет, производство сырников встанет. Кто будет разруливать социальную напряженность, вы?

Творожников старательно подчеркнул, что это вне его компетенции.

— Журналисты — народ бессовестный, — Громов пригвоздил собеседника к стулу тяжелым взглядом. — О народном благе не думаете, вам сенсацию подавай. Сейчас, к сожалению, не 90-е, как-то категорически повлиять на вас я не могу, об одном прошу — разберитесь в ситуации сперва, не рубите дров. Сам племянницу месяц назад схоронил… Но это вопрос государственной важности, личному здесь не место. И уж тем более не пристало такие вещи копать человеку, у которого турецкая виза в паспорте стоит… Аккуратнее, господин Творожников, аккуратнее!

Обратную дорогу Творожникову никто показывать не стал, поэтому вскоре он безнадежно заплутал. Красная ковровая дорожка тянулась вдоль стен, облицованных тёмными полированными панелями из фанеры, пока не привела его в курилку на шестом этаже. Там, небрежно потягивая дым из длинной тонкой папиросы, стояла черноволосая девушка в костюме-двойке. Пахло смолами и кедровыми орехами, никаких сырников поблизости не было, Творожников расслабился.

Девушка смерила его оценивающим взглядом.

Творожников напрягся.

— Ну и как? — насмешливо поинтересовалась она. — Услышали то, что хотели?

— То, что хотел, — нет, но ведь ещё не вечер, — Творожников попытался подпустить в свой тон игривую нотку. Он не курил, но в данный момент был готов на любые жертвы ради профессии. — Здесь творится какая-то чертовщина, и я намерен докопаться до сути.

— Чертовщина… Это вы верно сказали, — одобрила девушка. — Почти верно. Потому что всё ещё хуже.

Они помолчали ещё некоторое время. В здании и вокруг него стояла мертвая тишина, даже птицы не пели, поэтому скрежет сгорающей бумаги казался невыносимо громким. Наконец, Творожников не выдержал:

— Сейчас, у этого Громова… Мне на мгновение показалось, что это заговор. То ли политический, то ли криминальный. Но ведь глупость же! Отчего все вцепились в версию о непонятном маньяке? Да легче поверить, что грабли сами убивают людей!

Синие глаза девушки сверкнули так, что в душе Творожникова Моцарта прокатили физиономией по роялю.

— А вы мне нравитесь, — вдруг сказала она. — Потому что не боитесь экзотических гипотез. Здесь это редкость.

Затем потушила папиросу и тут же закурила ещё одну.

— Меня втягивают в какую-то игру? — поинтересовался Творожников, отважно сжимая в кармане авторучку взмокшей от взбесившихся гормонов ладонью.

— Ещё не втягивают, но обязательно попытаются втянуть, — жестко ответила она. — Если вы пойдете до конца.

— До конца… — растерянно повторил Творожников. — Но откуда вы…

— Помолчите, — перебила его девушка и, глубоко затянувшись, выпустила колечко дыма. Немного повисев в воздухе, точно хищная птица, оно вылетело в окно. Творожников заворожено следил за ним, пока у него не зарябило в глазах.

Когда он пришёл в себя, таинственной собеседницы рядом уже не было.

***

Покинув мэрию, Творожников пошатался какое-то время по улицам в любовном тумане, а потом набрал своего приятеля из Москвы. Тот перезвонил ему полчаса спустя и подтвердил, в общем-то, очевидное: почти половина акций молокозавод им. Ленина через ООО «Никанор Юнайтед» и кипрский офшор принадлежала супруге Громова, Тамаре Аркадьевне. Творожников поблагодарил инсайдера и крепко задумался.

Он вспомнил историю Кузьмы Дмитриевича Виолы, пианиста 48 лет, который сейчас лежал под капельницей в отделении интенсивной терапии. Виола сгребал скошенную траву к компостной куче, когда у него запиликал мобильник: как установило следствие, это директор местного дворца культуры звонил, чтобы сообщить, что Кузьму Дмитриевича зовут выступить в областной филармонии на концерте по случаю Дня профсоюзов. Обрадованный Виола забросил работу и долго в волнении расхаживал по участку, пока, наконец, не получил в лоб. Но это был не конец. До того, как сесть за рояль, Кузьма Дмитриевич работал комбайнером, успел и там заслужить какую-никакую репутацию и крепкое здоровье. Вскоре он пришел в себя, с удивлением обнаружил кровь на голове, обмотал её первой попавшейся под руку тряпкой и решил вернуться к уборке. Пока он искал в траве грабли, змея ужалила ещё раз. На сей раз встать без помощи санитаров ему не удалось.

Таких туповатых граждан, как Виола, в списке из почти что сотни пострадавших среднёвцев больше не было. Но это не отменяло факта, что горожане бились о грабли фактически в промышленных масштабах, и объяснения этому у Творожникова не находилось. Люди вели себя странно с граблями — или грабли вели себя странно с людьми?

Ему срочно нужен был эксперт.

Он переночевал в местном пансионе, где на завтрак подавали всё то, что не нуждается в импортозамещении, и к полудню поехал к Дмитрию Валерьевичу Мягкотыльному, профессору кафедры полевых работ Среднёвского государственного аграрного университета. Дмитрий Валерьевич, как гласил интернет, защитил кандидатскую диссертацию по сельскохозяйственным инструментам.

— Что в городе сидеть, поехали ко мне на дачу? — предложил Мягкотыльный.

Творожников согласился.

Они устроились на веранде с чаем и сырниками и принялись смотреть на верхушки сосен, согреваемые августовским солнцем.

— Вы знаете, что грабли придумали в Микронезии в пятом веке нашей эры? — взгляд Мягкотыльного затуманился. — Аборигены запекали в угольях керамические сосуды, а потом разгребали золу специальными щеточками. Добравшиеся туда китайцы привезли изобретение на родину, а потом присвоили. И теперь весь мир думает, что грабли изобрели в Китае.

— Находчивы, черти, — согласился Творожников.

На солнце что-то блеснуло — он присмотрелся, и увидел, что в траве у калитки зубьями вверх случайного гостя подстерегают сразу пара граблей. Хозяин продолжал:

— А в Аргентине грабли целиком делают из особого дерева — каучинарии. Оно крепче железа, зубья не тупятся на протяжении нескольких лет. Ударом такого черенка не то что лоб проломить — голову снести можно.

— Каучинария — хорошее слово, — поддакнул Творожников. Где-то в районе живота у него родилось нехорошее предчувствие и начало медленно расползаться в разные стороны по организму.

— В африканском племени сапуа-комбо мальчик, когда достигает совершеннолетия, должен собственноручно изготовить местный аналог грабель, используя в качестве инструментов только кору баобаба и твердый обезьяний помет, — в голосе Мягкотылова звучало что-то такое, что заставляло Творожникова цепенеть от ощущения своей беззащитности. — Эти грабли потом вешают на стену хижины, и они висят там. Пока его сестре не придет время выходить замуж. Тогда этими граблями она выравнивает соломенную подстилку своего брачного ложа. Грабли — символ плодородия. И смерти, конечно.

— Конечно, — Творожников сделал глубокий вдох. — А где у вас тут, извините, сортир? Что-то у меня живот прихватило. Наверное, от сырников. Они же у вас на парном молоке, да?..

Покинув веранду, он украдкой обернулся и, убедившись, что от взгляда хозяина его надежно укрывает поленница, перемахнул через забор, после чего направился куда глаза глядят по сельской улочке.

Через пару минут его задержал усиленный собакой полицейский патруль.

— Ищем убийцу, — коротко объяснил ему лейтенант, пока изучал документы столичного гостя. — Дачи прочёсываем. Говорят, завтра комендантский час введут. А вы когда из Москвы прибыли?

— Вчера утром, — отвечал Творожников. — А есть какие-то проблемы?

— Позавчера произошло тройное убийство на Свердловской, 28, в закусочной «Мятный клевер». Не граблями, обычная бытовуха. Преступник был в джинсах, — лейтенант прищурился.

Творожников был в джинсах.

— Давайте-ка ваш телефончик запишем, — лейтенант уже доставал протокол. — За повесткой на допрос сами зайдете.

Творожников выбрался за пределы дачного поселка и побрел по направлению к Среднёвску через поля. На душе его было паршиво. Близился вечер, птицы твердили друг другу что-то вроде «Эй, эй, эй!». «А если это вообще, блядь, какие-нибудь инопланетяне?..», — думал Творожников.

Под его ногой что-то хрустнуло: кажется, это был засохший сырник. Творожников бессознательно сделал шаг в сторону и даже успел опустить взгляд.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *