Фёдор Иванович проснулся рано утром в учительской. Голова трещала по швам, а швы там действительно были, воздух в кабинете был душным и неприятным.
Вчера Фёдор Иванович поздравлял Любовь Александровну с победой в конкурсе Учитель года. Коллеги, всегда уверенные в том, что выгодно вложить деньги в алкоголь может только трудовик, отправили его в «Пятёрочку» после пятого урока.
По пути в магазин Фёдор Иванович размышлял: «Да, молодец Любка, добилась своего! Я ей уже каждый год говорил, ну куда, зачем тебе этот конкурс, не получаешь ведь ничего, а она все равно старалась, знает свое место, молодец…Помню, как она к нам в школу пришла – только с института, молодая, красивая, Гришки, этого щегла, еще и не было…сразу ей этот пятый бэ дали…бедная Любка, натерпелась поди». Фёдор Иванович очень хорошо знал всех учителей и даже директрису: со школой у него были свои, очень теплые и трепетные отношения. Учителя Фёдору Ивановичу заменили семью, школа – дом, а раскладушка в учительской – родной диван.
Зайдя в магазин, Фёдор Иванович по народной тропе гордо прошагал в отдел с напитками. Ему было приятно выступать в роли поставщика веселья в честь Любкиной победы. Подойдя к полке с шампанским, Фёдор Иванович слегка растерялся: водку было всегда просто покупать – была у него одна любимая бутылка, а тут надо было так, чтобы ещё и коллегам угодить. Проблема в общем. Взял красивую бутылку – ну, для праздника – читает: «АбрауДюрсо». «Известный человек, наверное, француз!» – и с гордостью за собственную догадливость Фёдор Иванович проследовал на кассу.
– С вас двести девяносто девять рублей, выручай-карта есть? – устало поинтересовалась кассирша.
– Нет, нету у меня вашей карты, – слегка раздраженно ответил Фёдор Иванович, растерянно глядя в кошелек, – слушай, а можно мы заказ отменим?
– Мужчина, вы шампанское берёте или нет?
– Беру, но не это…Слушай, а есть у вас подешевле что-то? Я что-то и на цену-то не глянул…
– Галя! Здесь отмена, – громогласно оповестила всю «Пятерочку» кассирша. Дождавшись Галю, девушка встала из-за кассы:
– Пойдемте, мужчина, у нас «Российское» по акции, по сто рублей, подойдет?
– Дайте две! И пакетик! – просиял Фёдор Иванович.
«Коллеги довольны будут, а у меня в учительской еще припасы есть» – успокоил он себя, возвращаясь в школу. Коллеги были настроены скептически – «Российское» шампанское было напитком всех школьных корпоративов и праздников:
– Фёдор Иванович, ну для Любовь Александровны-то могли фантазию проявить, – кокетливо кольнула гордость трудовика завхоз Нина Петровна.
– Нина, не те у меня доходы, чтобы фантазию проявлять…
Начали собираться в актовом зале, толпа, одна дверь открывается, вторую заело, шум, галдёж, шарики – праздник, одним словом. Кое-как успели уместиться в актовый зал до того, как Любовь Александровна совсем уже спустилась с лестницы.
– Люба! Любовь наша Александровна! – торжественно начала директриса Татьяна Владимировна, – поздравляем Вас от всей души! Вы стали учителем года! Мы Вами гордимся и желаем дальнейших профессиональных успехов!
– Что? Это не розыгрыш? – не веря своему счастью, изумилась Любовь Александровна.
Тут из толпы выбежал её сын, начал поздравлять, и все коллеги стали подходить один за другим. Только Фёдор Иванович всё не мог подгадать момент, чтобы с должным эффектом открыть шампанское. Ничего лучше не придумав он завопил изо всех сил:
– Урааа! – и открыл бутылку «Российского».
Забрызгав шампанским весь свой потрепанный костюмчик и близстоящих учительниц, довольный Фёдор Иванович решительно направился к Любовь Александровне:
– Люба, душа моя, так я рад за тебя, молодец! Не слушай ты никого, вот как хочешь, так и живи! Молоток! – последняя похвала из уст трудовика звучала как-то особенно почётно.
Через полчаса шампанское кончилось, коллеги стали расходиться, а Фёдор Иванович только разогнался.
Дождавшись, пока в учительской никого не будет, он зашел туда и достал свою заначку. Была у него такая бутылка самогона – для особого случая. Как-то один мальчик не мог труды на пятерку в четверти закрыть, а ему ну очень нужен был аттестат со всеми пятерками. Вот Фёдор Иванович с бабушкой того мальчика и сторговался. Но не о них сейчас думал трудовик.
Выпив пару стопок и отпустив свои мысли туда, куда им хотелось, стал Фёдор Иванович вспоминать Любовь Александровну. Не было, конечно, между ними чувств, но он всегда к ней относился с почти что отеческой заботой. «А что вот она, живет одна совсем, Гришка этот – да и нужна она ему сто лет. Грустно, конечно, – решит она тут дальше сидеть, ну сейчас, ага». Где-то в глубине души Фёдор Иванович всегда знал, что Любка – она для большого красивого города, она для талантливых учеников и для лучшей жизни, чем была у неё здесь. Причин для грусти не было, но Фёдор Иванович виртуозно их изобретал: думал про Любкино одиночество, Любкину юность, проведенную в школе, её самоотверженное дежурство на ЕГЭ и круглосуточную проверку тетрадей. Словом, он грустил за неё и за всю её жизнь. «А Гришка ейный – ну вот что за балбес такой. Кандидатом стал, а что, много ума надо столбиком-то в школе делить, эээх» – тут он лихо опрокинул в себя стопку самогона.
Организм просил добавки, а душа – разговора. Найдя свой старый засаленный блокнотик с номерами телефонов всех преподавателей, Фёдор Иванович нашел Любовь Александровну и судорожно стал набирать номер на учительском телефоне.
– Алло, Любка, Любочка…Это Федя! Слушай, вот есть у тебя мечта, да? Ну любая мечта…Вот возьми и сделай, слушай, ты тут за всех нас в этой школе…Что мы здесь для тебя? Плесень? Ты у себя одна, Любка! Алло, алло…
Нервно положив трубку, Фёдор Иванович налил себе еще стопочку, опрокинул её в себя и крепко уснул.
Он проснулся рано утром в учительской. Еле открыв глаза и увидев тусклый октябрьский свет из окна, он попытался напрячься и подумать хоть о чем-то. Но, перевернувшись на другой бок, он пробурчал:
– Я ничего не помню…
Добавить комментарий